У меня ослабли колени и потемнело в глазах, но я все-таки удержался в вертикальном положении, пережил мгновения слабости и снова поймал взгляд Волконской:

— Чем. Я. Должен. Отплатить?

Она встала с кресла, обошла стол, приблизилась вплотную ко мне и, почему-то оказавшись сантиметров на десять ниже, мягко улыбнулась:

— Лютобор Игоревич, с вами я, как уже не раз говорила, играю предельно честно. Поэтому отдаю любимую матушку без каких-либо условий. Тем более, что девочка оказалась достойна не только вашей любви, но и моего уважения. Кстати, командир «Валькирий», по сути, продавший свою самую толковую, порядочную, опытную и перспективную подчиненную вашему настоящему отцу и, тем самым, вынудивший ее уйти в бега, уже арестован, допрошен, признан виновным в целом ряде серьезнейших преступлений и в ближайшие дни будет казнен.

Я закрыл глаза, чтобы побыстрее оклематься от шока и уложить в голове очередную порцию воистину безумных утверждений, а Императрица-Мать и не думала замолкать:

— Да, вы не ослышались, он вашу матушку именно продал: не добившись взаимности добром, Николай Юрьевич Бестужев потребовал, чтобы командир подразделения «Валькирия» под каким-нибудь убедительным предлогом на время изъял у Ольги Валерьевны амулет защиты от ментального воздействия, той же ночью подослал к ней в жилой блок менталиста, а через несколько дней подарил сыну добровольного помощника небольшой особнячок на Черном море.

— Твари… — прошипел я. — Оба!!!

— Твари… — согласилась государыня и расплылась в недобром оскале: — Поэтому первого, судя по всему, каким-то образом убила ваша мать, а второго выверну наизнанку я!

— А…

— Нет, Лютобор Игоревич, я не позволю вам участвовать в его наказании ни за что на свете. Просто потому, что не хочу позволять черстветь душой так рано. Но обещаю, что этот урод проклянет день, когда решился на подобную мерзость!

Я видел ее глаза, поэтому понял, что уговаривать бесполезно, склонил голову в знак согласия с принятым решением и вдруг сообразил, что до сих пор не сказал этой женщине даже самого завалящего «спасибо»!

Меня сразу же бросило в жар. Но стоило сфокусировать все внимание на «петлях», вернуть себе способность трезво мыслить и набрать в грудь воздуха, как Волконская прижала указательный палец к моим губам и заговорила сама:

— Слова мне не нужны. Предпочту поступки. Такие, как, скажем, помощь в получении Настоящего Удовольствия… в Мякинино!

— Издеваетесь? — только и смог, что сказать я.

Она отрицательно помотала головой:

— Даже не думала. Зато забронировала автодром на всю первую половину завтрашнего дня и искренне надеюсь, что вы все-таки превратите мою мечту в реальность!

Тут я ущипнул себя за бедро, но не проснулся. А Императрица-Мать, увидев этот жест, довольно хохотнула и снова заставила меня покраснеть. На этот раз от стыда:

— Нет, это не сон, а реальность. Поэтому, окажись я на вашем месте, уже неслась бы во всю прыть в операционную Валентины Алексеевны!

— Вот-вот рвану! — пообещал я, задавил желание немедленно приложить государыню слепком и заставил себя улыбнуться: — После того, как выясню, в котором часу буду иметь честь приступить к превращению вашей мечты в реальность.

Мирослава Михайловна удивила, сообщив, что планирует прилететь на автодром к восьми утра. А потом прилично загрузила:

— Кстати, буду счастлива, если вы пригоните и «Искорку», и «Хозяина Леса». И возьмите с собой, пожалуйста, «глушилку» — я хочу обсудить кое-какие нюансы Большой Политики и предложить вам поучаствовать в очень перспективной интриге, которая, кроме всего прочего, усложнит жизнь всем желающим подмять вас под себя…

…В операционной я чуть было не сомлел. От вида головы «незнакомой женщины», полностью покрытой тонкой пленочкой молодой кожи, «палатки» из белой ткани, закрывавшей остальное тело, и любимых глаз, в которых горела дикая смесь страха, ярости и надежды.

Пока удерживал себя на грани потери сознания, Шахова, аж похудевшая от усталости,

отложила в сторону накопитель и вымученно улыбнулась:

— Не паникуй — к концу следующей недели будет, как новенькая! И учти, что голосовых связок у нее пока, считай, нет.

Договорив, с трудом поднялась с кресла, предупредила, что вернется минут через десять-двенадцать, иначе запорет работу последних восьми часов, и, приволакивая ноги, как старуха, доживающая свой век, поплелась мимо меня к выходу.

Сообразив, что она так вымоталась, работая с моей матушкой, я сделал шаг навстречу и приложил целительницу воодушевляющим касанием. А потом вспомнил про обновление и вцепился в комм. Угу, так он и «завелся» — для того, чтобы сигнал вызова пробился сквозь защиту хорошо экранированного помещения, пришлось найти и отключить стационарную «глушилку». Зато Валя ответила на вызов так быстро, как будто ждала его, касаясь пальцем нужного сенсора. Я отрешенно подумал, что Незаменимая действительно могла ждать именно так, затем задвинул куда подальше все лишние мысли и перешел на командно-штабной:

— Строй первого попавшегося пестуна, бери любую машину и лети в «пряничный домик» помогать восстанавливаться Валентине Алексеевне!

— Поняла… — ответила она, вне всякого сомнения, обратив внимание на слово, выделенное интонацией, и оборвала связь.

Тут за моей спиной негромко щелкнул закрывшийся дверной замок, и я, сглотнув, направился к операционному столу. Вернее, сделал шаг, сообразил, что спешу, торопливо оглядел оборудование, задействованное Шаховой, узнал артефакт, обеззараживающий воздух и создающий его избыточное давление в радиусе двух метров, и сделал еще три. А после того, как остановился у самой границы стерильной зоны, сдвинул левый рукав к локтю, снял с руки браслет выживальщика, поймал ледяной взгляд матушки, явно сделавшей не самые приятные выводы после «общения» с менталистом, и грустно усмехнулся:

— Таскаю до сих пор. Хотя линзу-камертон пришлось заменить на более мощную. И не только из-за того, что на браслет прилетали денежки и помогали не терять веру: этот аксессуар — единственный предмет, оставшийся у меня от прежней жизни. Знаешь, первые дни было невыносимо трудно — я сходил с ума от тоски и жил одним прошлым. Слава богу, в школе-интернате, в которую меня привез твой друг-иллюзионист, хватало любителей поглумиться над новеньким, и я, тогда еще Лютобор Игоревич Дерябин, срывал на них злость, отчаяние и страх никогда тебя не увидеть. А еще медитировал. Как обычно, до потери пульса. Только не на Огонь, а на твой Воздух. Ибо решил, что мне мог передаться по наследству именно он. Поэтому очень удивился, узнав, что пробудился в физика.

Услышав все семь ключевых слов, сообщающих, что я говорю не под контролем, матушка даже не подумала отключать паранойю. Я бы на ее месте сделал то же самое и решил, что взрослый парень, изображающий ее сына-подростка, излагает историю, придуманную на основе информации, полученной менталистами у настоящего Миши Рагозина. Так что пришлось изобретать новый способ дать понять, что я — это я.

Не скажу, что нужная мысль пришла сразу, но минуты через полторы-две тягостного молчания я вдруг сообразил, что можно подделать все, кроме привычной жестикуляции. Вот и переключился в новый режим:

— О том, что батюшка мне не отец, а Славка — не брат, я узнал только в январе. От Ее Императорского Величества Мирославы Михайловны. Тогда же выяснил фамилию, имя и отчество второго родителя, возненавидел его лютой ненавистью и ненавижу до сих пор. Но в день пробуждения какое-то время не верил ни целительнице, заметившей серо-стальной кантик, ни своим глазам. А потом все-таки принял этот факт, как данность, и снова сосредоточился на тренировках. Благо, мне фантастически повезло попасть под крылышко главе рода Зыбиных и его дочери — той самой Суккубе, с которой я когда-то фанател. Да, с ними пришлось договариваться. Но условия, озвученные Александром Всеволодовичем, были по-настоящему достойными, поэтому я их принял не только разумом, но и душой, перебрался из Рязани в столичное поместье этого рода, поступил в Императорский Лицей номер один и принялся исступленно готовиться к инициации под началом очень неплохих пестунов. А еще гонял. Сначала на гоночном «Шторме», подаренном Раисой Александровной, потом на новенькой «Искорке», а сейчас к ним добавились «Хозяин Леса» в самом крутом тюнинге из всех возможных и честно выигранный «Ифрит». Кстати, он был не первым. Но «Фудзияму», выигранную чуть раньше, я подарил одной на редкость достойной особе. Но об этом я расскажу как-нибудь потом…